ХЭЙХО
"ИСКУССТВО ВОЙНЫ И МИРА"
ВОЗМОЖНОСТИ И РИСКИ. ПОТЕНЦИАЛ ПРАКТИКИ В НЕСКОЛЬКИХ ШКОЛАХ КОРЮ

Promise and Peril. The potential of Following Multiple Koryu.

 

Статья из сборника Keiko Shokon: Classical Warrior Traditions of Japan, volume 3

 

Перевод Сергея Бабкина

 

Дэйв Лоури Dave Lowry. Американский писатель и практик боевых искусств. С 1968 года изучал Ягю Синкагэ-рю под руководством Рёкити Котаро. Также изучал Синто Мусо-рю, каратэ, айкидо и Кодокан дзюдо. Практиковал каллиграфию, аранжировку цветов и другие традиционные искусства Японии. Написал много книг по этим темам.

 

Несколько десятилетий назад, в 40-е годы, пианистка Розалин Тюрек (Rosalyn Tureck) сделала заявление, которое взбудоражило музыкальный мир. На тот момент она имела прочную репутацию прекрасной исполнительницы нескольких композиторов – Листа, Дебюсси, Шопена. И неожиданно для всех госпожа Тюрек объявила, что продолжит свою карьеру, посвятив ее исполнению произведений исключительно Иоганна Себастьяна Баха. Это была экстраординарная смена профиля для артистки ее статуса. Это решение вызвало немалую критику от современников и специалистов музыкального мира. Но она осталась верна своему слову. На ее концертах, которые продолжаются по сей день, она никогда больше не исполняла ничьих произведений, кроме Баха (примечание переводчика – статья написана в 2001 году для сборника Keiko Shokon, изданного в 2002 году. Розалин Тюрек скончалась в 2003 году в возрасте 88 лет).

 

Время от времени я глубоко задумываюсь о решении госпожи Тюрек. В основном по утрам, запинаясь на лестнице в моем доме в поиске оружия для тренировки. От того, какой сегодня день недели, зависит, что я и мои партнеры будем практиковать. Как будто бы в нашем распоряжении шведский стол классических боевых систем. Я являюсь членом только двух корю, и до определенной степени могу быть инструктором в них. Но когда вы с партнером тренируетесь, то в каждой рю есть свои роли утидати (uchidachi) и сидати (shidachi) с разным оружием, и вы оба должны отрабатывать как следует обе стороны... Хорошо. Достаточно сказать, что требования, которые это предъявляет к перегруженной памяти и физическим способностям, заставляют меня подозревать, что, возможно, госпожа Тюрек была не так уж и не права.

 

Держу пари, что многие читатели с трудом проявят сочувствие к «счастливчику», имеющему опыт более чем в одной школе. Для многих начать свой путь постижения глубин даже одной корю может быть счастливым шансом, выпавшим в жизни. А уж возможность тренироваться в нескольких корю может привести в растерянность от чрезмерного богатства выбора. Неяпонец, имеющий доступ к нескольким корю, тем более удивителен, что совсем немного времени прошло с тех пор как даже опытные и знающие западные будока не имели никакого представления о корю, их структуре и методах, их отличиях от «более известных будо» (разумеется, это условный термин – «известных» в сравнении). Менее сорока лет назад дзюдо и каратэ были экзотикой для широких масс. И скажу более, большинство людей в Соединенных Штатах и Европе с трудом отличали одно от другого. И это справедливо не только для людей Запада. В конце 60-х начале 70-х в Японии многие образованные и культурные японцы уверяли меня, что самураи древности совершенствовались, практикуя кэндо, а старые традиционные школы в наши дни можно найти только в телевизионных сериалах и фильмах жанра «тямбара» (chanbara). Я прошел разные стадии – от усилий объяснить, что один человек из сельской местности учит меня школе, которой больше четырехсот лет, до вежливого кивка с ответом: «Хорошо. Если Вы так говорите». И вот сегодня, в начале XXI века, со мной почти дюжина учеников, приобщенных к корю, да еще и не одной. Это удивительно!

 

Те из нас, кто имеет такой опыт, могут равно обвинять или восхвалять наших предшественников, которые сделали это возможным. Первое поколение гайкокудзинов, тренировавшихся в корю в Японии – Дрэгер, Чамберс, Рельник и другие – расчистили путь. Наше второе поколение следовало их зарубкам и наметкам. Следуя их путями, делая так, как делали они, многие из нас были вовлечены в две и более школы. Вышеупомянутая троица практиковала Синдо Мусо-рю, Катори Синто-рю и другие классические школы. Многие из второго поколения также погрузились в изучение более чем одной школы. Этот вопрос мы и собираемся здесь обсудить.

 

Априори это уникальная ситуация для Запада в наше время, за очень редкими исключениями. В сегодняшней Японии можно найти серьезного бугэйся (bugeisha), тренирующегося в более чем одной корю, хотя это и не совсем обычно по причинам, которые мы постараемся разобрать детально (несерьезные бугэйся, распространенные как мимы на уличных ярмарках, это совсем другая история. «Мастера», обучающие дюжине разных рю, имеют свои странные организации, привлекающие не менее странных приверженцев в Японии. Если кто-то думает, что такое бывает только на Западе, то он ошибается – этого достаточно и в Японии). Есть некоторые причины, остающиеся за границами нашего обсуждения, как например культура, доступность или характер учителей корю и авторитетных людей в Японии, которые могли бы объяснить эту недостаточность. Чтобы начать изучать другую старую школу обычному японскому практику, уже вступившему в одну корю и практикующему в ней, не нужно никаких особых усилий. Человек должен быть представлен преподавателю. С этим нет особых проблем, т.к. не то чтобы очень многочисленные последователи старых школ образуют сеть друзей и знакомых, подобно тому, как это происходит у нас. Но к сожалению традиционные школы не распространены очень широко и географическая достижимость может стать серьезным препятствием. Даже если у вас есть время и возможность тренироваться в другой рю, то вполне возможно, что нет учителя этой школы в вашем регионе. А возможность того, что их будет несколько, вообще исчезающе мала, если вы только не живете в таком мегаполисе как Токио. Но наиболее серьезным препятствием является отношение учителя той школы, в которой вы занимаетесь. Возможно это даже вызовет у него вспышку ярости. А его благословение необходимо вам для того, чтобы учиться в другой школе, так что на этом все может и закончиться.

 

Или вот другой случай, имевший место в средневековой Японии, который дает нам другой пример. Мы знаем о многих воинах периода Токугава (1603 – 1868), которые не ограничивали свое боевое образование одной школой. Но делать выводы из этого без учета времени, места и обстоятельств было бы ошибкой. «Если он делал так и от этого не было вреда, то значит могу и я» является очень спорным выводом. Во-первых, в ранней части периода Сэнгоку Дзидай (1467 – 1568) традиционные школы нужно оценивать не только по их боевой подготовке, но и по политической роли. Развитие школ и руководство ими осуществляли харизматичные сильные люди, которые играли важную роль на политической арене своего времени. И сами школы также были очень влиятельными политическими силами на уровне своих феодальных доменов (хан), а иногда и на уровне всей страны. Школы привлекали влиятельных людей в свои ряды. Например, Токугава Иэясу говорил о том, что частью своего успеха обязан тому, что следовал стратегическим принципам Ягю Синкагэ-рю.

 

Также стоит отметить, что ранее школы корю практиковали комплексный подход к боевым искусствам. Адепта обучали очень широкому спектру техник – от владения разными видами оружия и смежными дисциплинами до эзотерических практик. Эти школы стремились к трансформации практикующего, к изменению его сущности. Не будет преувеличением сказать, что успешно реализованный член школы Итто-рю будет не только сражаться особыми методами, но и иметь особое мироощущение и строить жизнь в соответствии с принципами школы. Он был поглощен этосом школы (понимаю, что это звучит несколько по-Оруэлловски. Но в общем-то все не так зловеще. Не более, чем осознание того, что на формирование нашей личности оказывают влияние регион, где мы живем, церковь, клуб и работа). Эксперт Итто-рю будет относиться к ситуации и решать вопросы способами, отличающимися от, скажем, Синкагэ-рю. Особенности школы проявляются в ее членах. Эта грань корю безусловно накладывает ограничения на возможности практиковать более чем одну школу. Возможность «ветвления» обсуждаема и к этому вопросу мы еще вернемся.

 

Резюмируя, скажем так — в эпоху Сэнгоку Дзидай членство в школе воинских искусств давало возможность овладения боевыми техниками и навыками, вовлекало в политические движения и партии и подразумевало лояльность к школе. Члены школы отождествлялись с ней одной. Оставить одну школу для того, чтобы изучать другую в то время было редкой роскошью. Так поступали те, кто хотел углубить понимание тонких технических аспектов своей школы или те, кто бы вынужден дополнить свои знания и умения через изучение другой школы. Хорошим примером в данном случае мог бы быть мечник, желающий изучить ружейное стрелковое дело. В этом случае он бы направился в школу, специализирующуюся на танэгасима (tanegashima) (стоит понимать, что бумажная волокита, необходимая для этого, была просто ужасающая. В противоположность бытующим романтическим представлениям о старом добром времени самураев, режим сёгуната Токугава был очень бюрократизирован и формализован. Такое впечатление, что на одного убитого средний самурайский менеджмент оформлял целую кипу бумаг. Друг моего Сэнсея однажды показывал мне петиции, которые его предок оформлял для получения разрешения отлучиться и отомстить за убийство отца. Бумаги были сложнее и запутаннее, чем дела о возврате налогов в корпоративном кодексе, и подписаны почти дюжиной разных бюрократов). Заметьте, что в данном случае мы говорим об очень опытных воинах, которые искали дополнительное сверхпрограммное обучение. Они уже реализовались в одном искусстве (одной школе) прежде чем стали искать другую, они не практиковали две школы одновременно.

 

Обычный практик корю не имел ни времени, ни склонности к такому экуменизму (примечание переводчика. Обычно термин экуменизм употребляется в отношении объединения христианских церквей и для многих христиан имеет отрицательную коннотацию). Шла гражданская война или, если быть более точным, почти непрекращающаяся серия междоусобных конфликтов. Постоянные сражения. Главным приоритетом для бугэйся было приобретение совершенных навыков — тела, ума и духа, которые бы позволили ему пережить следующую боевую кампанию или внезапное нападение, или дуэль. Это означало всепоглощающую концентрацию, близкую к одержимости, на одной системе, которую нужно постоянно совершенствоваться, чтобы полагаться на нее всегда и везде. Это была не та ситуация, чтобы позволить себе заниматься тем и тем поверхностно или экспериментировать.

 

Позднее, во второй половине периода сёгуната Токугава, большинство корю было приписано к феодальным доменам (хан). Политические силы перешли от школ к ханам и их даймё. Сравнительно расслабленная обстановка мирного времени давала возможность бугэйся сравнивать школы, если для этого были условия. Различные поединки и вызовы между школами образовывали специфическую атмосферу того времени, размывали изоляцию школ. Представитель Канэмаки-рю мог прийти в додзё Дзигэн-рю и попросить о поединке. И в независимости от того, надирали ли ему задницу или он вышибал представителя местного додзё, таким образом происходило обучение. В тех школах, которые были под контролем и управлением властей хана, также часто были вынуждены принять то, что на усмотрение даймё члены школы, закончив курс обучения в своей, должны были изучать другую школу. Близость другой школы также могла приводить к межшкольным тренировкам и обмену. Неудивительно, что школы, которые зародились позже эпохи Сэнгоку Дзидай, иногда отображают множественное влияние.

 

И снова необходимо подчеркнуть необходимость оценки этого перекрестного опыления. Вместо создания полностью новой системы, одна школа будет эффективно включена в другую. Хорошим примером этого могут быть фудзоку бугэй (fuzoku bugei) или «присоединенные искусства» в Синдо Мусо-рю (Shindo Muso-ryu). Представители этой школы, достигающие высокого уровня, в дополнение к техникам дзё и меча изучают также Иккаку-рю дзюттэ (Ikkaku-ryu jutte), Утида-рю тандзё (Uchida-ryu tanjo) и Иссин-рю кусаригама (Isshin-ryu kusarigama). Каждая из этих дисциплин существует как отдельная школа; все они были включены в Синдо Мусо-рю в течение эпохи Эдо (1600 — 1867) или позднее. Некоторые члены школы настаивают, что эти вспомогательные дисциплины являются самостоятельными школами и должны изучаться, исходя из этого. Однако, ясно, что движения и принципы ката каждой из этих школ были значимо изменены для приведения их в гармонию с принципами Синдо Мусо-рю и успешной «прививки» этих ветвей к общему дереву школы.

 

Снова возвращаясь к нашей основной теме, отметим, что воины старых времен в Японии могли иметь опыт в двух и более школах, но их причины и обстоятельства очень сильно отличались от наших. И они не делали этого одновременно.

 

Ситуация, в которую попадают люди Запада, изучающие две, три или более корю, уникальна. Никогда еще в истории корю не было такого, чтобы: а) в школе занимались ученики неяпонцы, доходили до достаточно высоких ступеней, а в отдельных случаях даже получали инструкторские лицензии; б) достаточно большое число этих учеников занималось одновременно более чем одной корю. Как так получилось, стоит объяснить подробнее.

 

Как правило, это случалось таким образом. В изучение корю вовлечено достаточно малое количество неяпонцев. И как правило все они знают друг друга или по крайней мере знают о друг друге. И если вы входите в этот круг и живете не в Японии, то в один прекрасный день вам приходит письмо обычное или электронное, раздается телефонный звонок. «Хорошие новости! Смит переехал и теперь недалеко от тебя. Отличный мужик – мы с ним вместе тренировались в Гокибури-рю в Нагоя. Он хотел бы встретиться с тобой. Ты не возражаешь, если я дам ему твои контакты?» (примечание переводчика — Лоури-сан использует для названий вымышленных школ слова, которые обычно никому не придет в голову использовать для этого: Гокибури (gokiburi 蜚 ) – таракан). Конечно, как гласит пословица «тем, у кого общая болезнь, всегда есть о чем поговорить», и вы со Смитом только подтверждаете это. И если до того ваш интерес к изучению Гокибури-рю был сравним, ну скажем, с переводом поэзии с языка урду, то тут как-то незаметно вы обнаруживаете себя на заднем дворе, разучивающим вместе со Смитом ката. А как могло быть иначе? Я полагаю, что кто-то мог бы твердо сказать: «Спасибо, нет. Я изучаю Намако-рю, удовлетворен в высшей степени и собираюсь следовать только этой школе» (примечание переводчика — также ирония автора. Намако (namako 海鼠 ) – трепанг, морской огурец). Есть что сказать в оправдание такой позиции, и я предлагаю это обсудить. Но на практике получается, как будто кто-то предлагает вам изысканное бюро от Чиппендейла (примечание переводчика: Томас Чиппендейл (Thomas Chippendale, 1718 – 1799) видный английский мастер мебельного искусства, чья мебель очень ценится коллекционерами и ценителями прекрасного, и даже вошла в поговорки). А ваши интересы касаются, ну скажем, только кресел стиля Америкэн Виндзор (American Windsor). Что вам делать? Вежливо отказаться от этого уникального, возможно единственного в жизни, предложения потому что английская мебель того периода не совсем соответствует вашим прихотям коллекционера? Возможно нет. И вы находите место для этого бюро. Начинаете изучать литературу по этому стилю. Вы начинаете раскрывать для себя красоту и функциональность работ Чиппендейла, вчувствоваться в них как в отражение времени их породившего. И тут сюрприз — вы обнаруживаете, что вам очень нравится Чиппендейл! (И это мы обсуждаем только возможности для людей, живущих вне Японии. Для неяпонцев, практикующих корю и живущих в Японии, количество таких «случайных» возможностей намного больше).

 

В действительности же, подобно старинной мебели (только во многих случаях гораздо более непрочные, «скоропортящиеся» и деликатные), корю – это настолько изысканные и драгоценные объекты, такие редкие, такие примечательные, что многие практикующие чувствуют на себе ответственность за них. Моя аналогия со старинной мебелью не совсем безупречна. Некоторые практикующие настаивают, что мы не наследуем школы, как если бы они были объектами — целыми и неизменными, за которыми нужно только ухаживать и поддерживать их состояние. Они предпочитают думать, что они наследуют искусство изготовления мебели. И как поступить с этим искусством — продолжать ли изготавливать ту самую мебель, фасон которой сложился столетия назад, или вдохновиться старыми образцами и создать что-то новое на базе старого — они считают, что это вопрос предрасположенности самого практикующего. Хорошо. Неважно к какой версии вы склоняетесь, но важно отметить, что мы наследуем нечто и мы за это ответственны.

 

Члены разных школ склонны распространить свои занятия не только на одну школу. Когда появляется такая возможность, то искушение для многих реально, и их можно понять. Поспешу добавить, что этот импульс это совсем не то же самое, что заполнение кабинета боулинговыми трофеями или собирание всех возможных марок Гамбии. В этом мало выгоды, еще меньше чести, собирать корю как коллекцию бабочек, чтобы поразить кого-то. Честно говоря, мне не встречались серьезные практикующие корю с таким отношением. Практикующий, который барабанит длинный список корю, которыми он занимается, скорее встретит в среде коллег вежливо скрытую усмешку, чем уважение. Нет, предмет нашего обсуждения вовсе не таков. Это серьезный бугэйся, который преданно и увлеченно посвящает себя изучению двух или более корю. Он не рыскал в их поисках специально, сберегал себя для своей первой. Они сами нашли его примерно по описанному сценарию. И он взял их. И он ответственен за них в определенной степени. Теперь на нем лежит ответственность за развитие этой ситуации, к плохому или хорошему, со всеми рисками и возможностями, но это его выбор.

 

Очевидно, что западные практикующие корю в начале двадцать первого столетия стоят перед проблемами и возможностями, уникальными в долгой истории японских воинских систем. Что менее очевидно так это множество уровней этой комплексной ситуации. Хуже то, что часто студент сталкивается с ситуациями, для которых не понятно чего в них больше — проблем или возможностей. Представьте себе, что вы стоите на краю поля, которое может быть: а) полным алмазов, ожидающих, что вы их найдете; б) минным полем; в) минно-алмазным полем; г) пустырем. И к тому же у вас завязаны глаза. Это вполне реальная метафора для нашей ситуации. Практикующий более чем одну школу никогда не может быть уверен в том, что важно, чтобы достичь мастерства, что вредно, а чем можно пренебречь.

 

Практикующий две школы познает, осознанно или неосознанно, взаимосвязь двух рю, которая может быть полезна и служить его целям, но точно так же может быть бесполезной и вредить. Но если он делает акцент на этом общем в своей практике, то это может увести его в сторону от того, чему нужно действительно уделять внимание.

 

Есть такое движение в ранкэн (ranken) одной из последовательностей тэнгусё (tengusho) в Ягю Синкагэ-рю, в котором сидати (shidachi) предлагает обе руки утидати (uchidachi), его меч расположен перед ним по диагонали. Когда утидати обязательно нанесет удар по этой руке, выставленной как приманка, сидати схитрит — сбросит правую руку, пропуская мимо атаку и проведет контратаку. Правая рука в этот момент висит свободно. Это не уникальная особенность школы, во многих других школах есть похожее движение сасои (sasoi) или «приглашение» с точки зрения стратагем. Но обычно отпускают левую руку. Наиболее часто эту руку удерживают в открытом положении примерно на уровне пояса около саи, заткнутых за пояс. Это обусловленная реакция. Даже кендока сделает это автоматически после получения инструкций по выполнению сэйтэйгата (seiteigata).

 

Когда студент Синкагэ-рю изучает ранкэн, то если у него был предшествующий опыт в других корю или в кэндо ката, он прижмет свободную правую руку к поясу, а не оставит ее висеть свободно. Сделает правой то же самое, что привык делать левой. И что же получится из этой привычки? Это интересный вопрос. Возможно, что висящая правая рука в Синкагэ-рю это слабость школы, которая возникла давно, но не была исправлена и была передана через поколения без изменений. Возможно, что изначально это действие делалось той же рукой, что и в других школах, а изменение руки на правую это недавнее исправление и дополнение. Главы школ тоже люди. Может быть кто-то из них в прошлом страдал от артрита и просто не хотел лишний раз сгибать больную руку, а это было скопировано учениками и введено в систему, хоть это и не было исконным ката (и это совсем не пустой домысел. Каждая рю имеет свои истории о мастерах, чьи странности вошли в канон школы).

 

А может быть в этом что-то сокрыто. И те практикующие, которые автоматически уводят руку к поясу вместо того, чтобы дать ей свисать свободно, извращают замысел и тренируют неправильное движение. Практикующий просто еще не знает этого наверняка, т.к. он еще не посвящен во все слои реального смысла в ката. А может быть все и совсем не так. Учителя корю печально известны тем, что позволяют ученикам делать движение «неправильно» месяцы и даже годы.

 

А еще с другой стороны (мы с вами уже задействовали столько сторон и рук, что в пору обращаться к буддийскому шестирукому Айдзен-МёО) это движение может быть избыточным и нет никакой разницы как именно его делать. Вопрос в том, что практикующий не знает как в действительности обстоит дело. Насколько сильно он должен беспокоиться об этом движении, насколько он должен стараться исправить свое движение, чтобы максимально походить на учителя, или это не так важно. Практикующий, который занимается только в Синкагэ-рю, тоже может стоять перед похожей проблемой. Но для учителя намного проще исправить ошибки, которые появлялись на листе, который он наблюдает с тех пор как он был чистым, чем упорно исправлять записи, которые появились на листе до него и продолжают появляться сейчас.

 

С другой стороны, что может быть возможной выгодой и преимуществом с технической точки зрения, если вы занимаетесь больше чем одной корю. Наиболее явным преимуществом в данном случае является широкий взгляд и увеличенная перспектива. С этой точки зрения изучение двух или трех корю похоже на изучение второго и третьего языка. Изучающий проводит параллели, размышляет о разнице. В этом случае прогресс идет быстрее, т. к. одно усиливает другое. Неважно насколько школы отличаются друг от друга. Все классические боевые системы имеют в основе достаточно близкие принципы. Педагогические приемы и подходы, терминология, даже основы вроде хвата меча или простых перемещений имеют свои параллели в разных школах.

 

Особенно полезной может быть тренировка в нескольких школах, если они как-то связаны между собой. Некоторое время назад представители Касима Синто-рю (Kashima Shinto-ryu) тренировались у старших представителей Катори Синто-рю (Katori Shinto-ryu), осваивая методы быстрого выхватывания меча. Некогда эти техники были часть Касима Синто-рю, но были утеряны. И поскольку школы имеют общие корни, то, основываясь на понимании этих корней и принципов, была сделана попытка восстановить формы иай-дзюцу Касима Синто-рю. Этот обмен опытом скорее всего оказал некоторое воздействие на представителей школы Касима не только в отношении реконструированных форм иай. Связи в технике и стратегии между многими школами дают возможности для осознания и усиления процесса тренировки и обучения. Тонкости выполнения кири каэси (kiri kaeshi) могут ускользнуть от студента при демонстрации техники его наставником в Оно-ха Итто-рю (Ono-ha Itto-ryu) в среду вечером, но могут быть поняты в субботу утром на тренировке в Хокусин Итто-рю (Hokushin Itto-ryu).

 

Также стоит признать, что занятия двумя школами, которые не имеют ни исторических, ни технических связей, тоже могут быть очень полезны и выгодны. Ходзоин-рю (Hozoin-ryu) специализируется на работе с копьем. Иккаку-рю использует 30-сантиметровую дубинку с крюком, работая ей на очень близких дистанциях. Эти школы вполне могут дополнить друг друга, сбалансировать практикующему тайминг, дистанцию и т.д. Также студент школы, специализирующейся на работе с оружием, может улучшить свое понимание и навыки, начав изучать корю, специализирующиеся на техниках без оружия. Список техник Синдо Мусо-рю, традиционной школы дзё и меча, содержал ранее и раздел без оружия, но он был утрачен. Изучение Такэноути-рю (Takenouchi-ryu), школы, специализирующейся на дзю-дзюцу и смежных техниках, может очень хорошо повлиять на технику адепта оружейной школы.

 

Держите в уме, однако, что эта широкая перспектива является мечом с двумя лезвиями. «О да!» — говорит наш воображаемый практикующий себе, глядя на движение, которое ему демонстрируют в первый раз в Сими-ха Мусибаму-рю, — «Это движение такое же, как в Кабита-рю» (примечание переводчика — Лоури снова иронизирует с названиями школ: Сими (Shimi 染み ) — грязное пятно. Мусибаму (Mushibamu 蝕む ) — подкапывать, подтачивать как червь. Кабита (kabita 黴 ) — заплесневелый). Угу. Возможно это так есть. А возможно это только выглядит так. Возможно принципы за этим движением в двух школах одни и те же, а возможно разные. Изучающий две школы ученик может попасть в ловушку, подразумевая связи, которых нет. Такие ложные предпосылки могут стать серьезным препятствием при изучении обеих школ и могут привести к смешению техник и их вырождению.

 

За практикующим несколько школ наблюдает не один наставник, а два–три или больше. Когда он начинает применять тай сабаки (tai sabaki) из Одори Каба-рю в Фудзицубо-рю, то в своем воображении он может видеть основателя Фудзицубо-рю с гордостью говорящего: «Да, вот это то, что имел в виду. Именно этот парень, благодаря своим занятиям Одори Каба-рю понял и воплотил то, что я заложил в Фудзицубо-рю» (примечание переводчика — и снова Лоури веселится: Одори (odori 踊り) — танец. Каба может быть и береза 樺 и гиппопотам 河馬 . Фудзицубо — морские ракушки, лепящиеся к скалам и дну кораблей). А на самом деле это может быть грубым нарушением рюсо (ryuso) Фудзицубо-рю и ее основатель возмущается: «Это тай сабаки совсем не отражает сущности техники и даже близко не лежит». К этой воображаемой дискуссии может присоединиться основатель Одори Каба-рю с сожалением качающий головой: «Ведь он даже не делает корректно Одори Каба тай сабаки правильно. Ему стоило бы поучиться как следует, прежде чем путать, смешивая с другой школой».

 

Есть реальный риск повредить усвоению обеих школ, если постоянно экстраполировать и применять уроки одной школы в другой. Этот риск увеличивается экспоненциально, если студент объединяет школы. Витые ножки столика времен королевы Анны бесспорно прекрасны по любым эстетическим стандартам. Как и массивные бюро от Хиплвайта (примечание переводчика — до чего же Лоури сан любит мебель:-) Джордж Хиплвайт (George Hepplewhite) (1727–1786) — известный английский мебельщик, работавший в стиле ампир). Но это не значит, что если приделать эти изысканные ножки к тому прекрасному бюро, то получится выдающийся предмет мебели. Скорее наоборот. Получившийся результат непривлекателен эстетически, ненадежен технически и совершенно неаутентичен исторически. Кросс-тренинг хорош, если вы сочетаете пятимильную пробежку по утрам, каякинг днем и работу с свободными весами на восходе Венеры (для вас, но не для меня). Кросс-тренинг, если вы практикуете ката Тэндо-рю с нагинатой Синто-рю и двигаетесь как в Тацуми-рю, это беда.

 

Другой риск для бугэйся, практикующего две школы, — начать усовершенствовать одну или другую школу. Студент верит, что он видит «изъяны» в технике Дэтарамэ-рю, которую он только начал практиковать, но их можно исправить техникой и принципами Ямадзару-рю, которую он практикует уже в течение пяти лет (примечание переводчика — Лоури сан уже почти откровенно стебется:-) Дэтарамэ (deterame 出鱈目) — чушь, бессмыслица. Ямадзару (yamazaru 山猿) — дикая обезьяна, а в переносном смысле деревенщина). Что интересно, он может быть прав в этом случае. Но также он может не видеть и не знать пока, что в Дэтарамэ-рю есть методы, которые трансформируют этот предполагаемый «изъян». Может быть, он пока еще не достиг той части списка техник школы, в которой этот вопрос решается по-другому. Может быть, его учитель пока еще не показал ему это по той или иной причине. А может быть он просто недостаточно компетентен и не видит очевидных вещей. И тогда получится, что его вроде бы более широкий опыт не даст ему постичь детали одной школы в их глубине.

 

Тенденция улучшать и придумывать новое приводит иногда к забавным результатам в современном будо. Вспоминается один «мастер» дзю-дзюцу, который после долгих лет болезненных экспериментов и колоссальных затрат энергии вывел свою прекрасную теорию искусства. Эта теория интересна. Проблема только в том, что то знание, которое в ней содержится, изучают на начальном уровне традиционных школ дзю-дзюцу, а также дзюдо и айкидо. Этот «мастер» плавал у берегов разных боевых систем и искусств, никогда не заплывая туда, где глубже. Открытия, которые он праздновал, это всего лишь плохо отрисованные карты морей, которые гораздо лучше известны школам, действующим в их глубинах. Следует быть очень осторожным при использовании опыта в нескольких школах для суждения обо всем богатстве мира воинских систем.

 

Далеко не все сложности обучения в двух и более школах лежат в технической плоскости. Важен вопрос взаимоотношений с сэнсеями. Если вы практикуете несколько школ, то результатом может быть то, что никто из ваших учителей и старших учеников школ вам полностью не доверяет. И это понятно. Это тенденция распространять искусство как фамильную реликвию через полностью преданных людей, которые не будут раскрывать сведения вовне и сохранят школу в секрете. Представьте себя в роли мастера старой воинской традиции, который близится к закату своих дней, если выразиться вежливо. Ограничение сил и времени побуждают уже выбрать ученика на роль следующего лидера. У него есть пара перспективных в техническом отношении учеников. Один, который ни на что не отвлекается, и другой, который не остался до конца празднования Нового года т. к. должен был посетить другой додзе. И как вы думаете, кто будет иметь больший вес?

 

Благодаря административным усилиям таких организаций как Нихон Кобудо Синкокай (Nihon Kobudo Shinkokai) и Нихон Кобудо Кёкай (Nihon Kobudo Kyoukai), различные группы корю в последние полвека стали более связаны между собой. Они вместе работают на показательных выступлениях. Но в корю до сих пор сохраняется чувство строгой индивидуальной идентичности. Это необязательно чувство превосходства (хотя иногда и это чувство) Скорее это можно описать как гордость, осознание уникальности школы в сравнении с другими и своеобразное желание защитить ее (хотя последнее и может звучать несколько преувеличенно). Эллис Амдур (Ellis Amdur) объяснял, почему его Учитель в Араки-рю (Araki-ryu) вышел из Нихон Кобудо Синкокай. Он спрашивал: «Почему я должен быть в организации, члены которой были конкурирующими с моей школой и даже враждовали с нами?» Если учитель школы не хочет быть членом организации, объединяющей школы, то какие чувства он может испытывать, если его ученик учится также в других школах?

 

Но, справедливости ради стоит отметить, что некоторые учителя обладали достаточно широкими взглядами и позволяли своим иностранным ученикам учиться в нескольких школах. Мастер Синдо Мусо-рю Симидзу Такадзи (Shimizu Takaji) сам инициировал вступление нескольких своих иностранных учеников в другие корю. Были и другие мастера, которые поощряли в учениках разностороннее изучение бу-дзюцу и направляли их к другим учителям. Но, думаю, что это было нелегкое испытание для этих мастеров, учитывая то, что они сами были воспитаны с ощущением исключительности техники своей школы и запретом делиться ею.

 

Ваш учитель не верит вам? Представьте себе только что описанную нами картину, когда мастер школы стоит перед выбором между двумя людьми — всецело лояльным школе и обучающемуся еще в одной-двух школах. При принятии решения мастер может отдать предпочтение человеку, преданному школе и концентрирующемуся только на ней. А может решить, что второй студент более опытен и его широкие взгляды дадут ему больше возможностей понять, что такое корю. Также особое отношение к ученику второго типа может сложиться потому, что он приходит в школу уже с опытом в корю и радует мастера своим правильным поведением и отношением к занятиям.

 

Может быть, достаточно полезно проходить обучение и воспитание, не обуславливаясь методами и мировосприятием только одного учителя. Сэнсэй в Корю — это целая палитра и богатая гамма японского общества — в части формального обучения, стиля жизни и много другого. Некоторые учителя — городские космополиты, другие — сельские затворники. Далеко не все из них ведут образцовый и поучительный образ жизни. Некоторые очень много пьют. Мне доводилось встречать таких учителей корю, которым я бы доверил свою жизнь, и таких, к которым бы я не повернулся спиной. Если бы я тренировался только с одним мастером, то мое восприятие Японии вообще и мира японских традиционных воинских школ в частности было бы очень ограниченным и обусловленным. И я сам был бы достаточно жестко шаблонно сформирован под влиянием моего учителя. Вклад других учителей и старших учеников в воинских системах, в чайной церемонии и искусстве аранжировки цветов обогатил меня и раскрыл с разных сторон.

 

Обучающийся корю должен осознавать, что как школа оказывает на него влияние и трансформирует его, так и он, чувствуя это благотворное изменение, должен делать свой вклад в школу. В бугэй, как и в других искусствах, происходят свои приливы и отливы. Периоды быстрого роста и изменений чередуются с периодами застоя и деградации. Несколько лет назад я беседовал с одним из старших учеников Катори Синто-рю (Katori Shinto-ryu) из додзё в Нарите под руководством старшего инструктора Отакэ Рисукэ (Otake Risuke). После обсуждения многих тем, связанных с будзюцу, он поинтересовался, знал ли я Дона Дрэгера — первого иностранца, начавшего тренироваться в Катори Синто-рю. Тихо-тихо он добавил: «Тренировки, с тех пор как он был здесь, никогда не были такими же интенсивными». У меня не было сомнений, что он говорит правду. В течение достаточно долгого периода Синто-рю была сравнительно тихой, расположенной в сельской местности школой, и никто из ее членов в шестидесятые и ранние семидесятые не достигал такой интенсивности тренировок, которую привнес энтузиазм дилетанта. Дрэгер дал новый старт этой школе.

 

Одним из отголосков лояльности к нескольким школам среди западных практиков корю было их воздействие на предыдущее поколение, в том числе и на учителей, в части переоценки отношения к исключительности школ. Это может быть катализатором к изменениям, крайне необходимым в корю. Несмотря на то, что корю часто критикуют за консервативность и фиксированность, на самом деле школы никогда не были зафиксированными и негибкими. Основная структура и наполнение могли быть более-менее постоянными, но если мы посмотрим на иероглиф «рю» 流 , которым записывается термин «школа», то мы увидим в нем «течение, поток». И совершенно естественно, что в течение веков школы изменялись в зависимости от условий. Группа учеников неяпонского происхождения имела потрясающий потенциал для того, чтобы направить эти потоки школ через взаимодействие со своими учителями. Отакэ Рисукэ однажды указывал в своей работе на влияние христианства в феодальной Японии на школы боевых искусств вообще и Катори Синто-рю в частности. Это весьма примечательное заявление на фоне обычных слов многих представителей корю о том, что школы эти являются плодом исключительно японской культуры. Западным практикующим стоит задуматься над тем влиянием, которое их культура оказывает на корю и к чему это может привести школы в будущем.

 

Для занимающегося двумя и более корю важным является то, как это сказывается на психологическом состоянии. В случае учебы более чем в одной школе адепт становится дезориентированным в отношении целей и того, что нужно для тренировок в корю.

 

Возьмите зрителем человека, непосвященного в аспекты японских воинских систем, на один из тайкаев – демонстрацию классических будзюцу, проводимую в синтоистских святилищах или, например, в Токийском Будокане ежегодно. И этот человек не отличит одну школу от другой. Все демонстрации выглядят для него одинаково: группы людей, наносящих друг другу удары. Баллистика ударов для поверхностного взгляда ограничена, строение и конструкция ударных инструментов схожи, так что ответ «это все похоже» видится обоснованным. Те же, кто имеет некоторую осведомленность в корю, например, небезразличны к различиям между нагамаки и нагинатой, могут увидеть и некоторые тонкости. И гораздо больший опыт необходим для того, чтобы различать разные замыслы в сравниваемых школах. Тонкости недостаточно явны и ясны даже для членов школы, если они не получили специальных наставлений, а эти тонкости являются неотъемлемой частью, важнейшей для понимания школ корю и их целей.

 

Техническим навыкам сражения можно научить относительно легко. Это может удивить некоторых практикующих, но это только одна из граней тренировки в корю. Настоящий вызов состоит в прививании навыка мышления школы. Говоря так, я имею в виду не только успешное техническое решение вопросов сражения, но и правильную неврологическую организацию индивида, позволяющую в пылу битвы достигать желаемого эффекта. Когда мы говорим о тренировке в корю, то это не столько о механическом процессе, сколько о взращивании необходимых реакций и функциональных возможностей. И эти функциональные возможности специфичны и уникальны для каждой старой школы. Вопрос лежит в гораздо более глубокой плоскости, чем выбор оружия или особых техник. Комплекс реакций члена школы — вот то, что характеризует школу и отличает ее от других.

 

Разные факторы оказывают влияние на формирование сущности школы. Социальные условия, политическая обстановка, персональные интересы основателя и/или ранних главных мастеров могли играть свою роль в формировании характера школы. Школа дзюдзюцу, специализирующаяся на таком оружии как дубинка или цепь в применении против мечника, может породить подход «входи и ломай», требующий немедленной перебивающей агрессии. А школа нагинаты или копья может дать коренным образом отличающийся подход — удержание оппонента на дистанции в мнимом бездействии и провоцирование его на нужную атаку, таким образом манипулируя ситуацией. В одной школе могут готовить бойцов для действия в группе, в другой четко специализируются на подготовке индивидуального бойца. В одних школах есть сложные описания применения войск и указания по индивидуальной тактике, а в других ставят во главу угла простой подход «иди и убей того мужика». Стратегия школы взращивает особые личные свойства. Разумеется, это очень упрощенное описание. Нет жизнеспособных школ, которые так примитивно однонаправлены в развитии своих членов, как нет и людей, которые постоянно пассивны или постоянно агрессивны. Тем не менее, отметим, что вся сила учения школы направлена на результат – формирование особых черт личности.

 

Резюмируя вышесказанное, образование паттерна реагирования, от которого зависит жизнь в сражении, означает сведение в единое целое техник системы, и это играет решающую роль. Поспешу добавить, что эта система как физическая, так и психологическая; и разделяю их я только для того, чтобы позднее обратить внимание на определенные важные моменты. Когда практик боевых искусств вовлекает себя в занятия двумя школами, то он должен осознавать этот функционал. Путаница между элементами систем или попытка создать гибрид опасны как для самого практикующего, так и для школы.

 

И наконец, когда мы освещаем проблемы и перспективы серьезной практики более чем одной школы корю, то мы должны рассматривать также социальные и личные вариации и отклонения, которые могут образоваться в результате такой практики. Практикующий две и более школы может выработать менее цельную личностную структуру в результате своих тренировок.

 

Однажды дождливой ночью в Сиэтле после хорошего обеда, продолжавшегося около двух часов и сопровождавшегося интересными застольными разговорами, Эллис Амдур (Ellis Amdur), Майк (Mike) и Диана Скосс (Diane Skoss) и я шли по темным сырым улицам города и продолжали беседовать. И я перевел разговор на тему, которую описывал выше. Все из участников беседы занимались в Японии более чем одной школой корю. Все преподают более чем одну школу. И я хотел узнать – с какой школой они чувствуют более близкую связь? Без малейшего колебания каждый смог ответить мне, какая школа была «их» в большей степени – какая оказала наибольшее влияние на формирование их личности и отношений с миром.

 

А вот факт, который не очень широко известен в среде энтузиастов боевых искусств, даже таких, которые много читают о корю. Я упоминал это ранее, описывая системы воинских искусств эпохи Сэнгоку Дзидай. Каждая из корю имеет явственную индивидуальность. И каждая корю формирует члена школы и серьезного практика под себя (и это свойственно не только японским традиционным школам воинских искусств. И чем более сложная школа, тем более сложную личность она формирует. Не обязательно это означает хорошее качество. Есть боевые искусства, которые, на мой взгляд, весьма и весьма впечатляющи в своей эффективности. Но ни на один момент во мне не возникнет желания в них тренироваться. Меня беспокоят качества личности, которые формируют такие школы в практикующих их, и даже кажутся опасными. Другие школы, наоборот, кажутся мне наиболее подходящими для формирования правильных черт. Студентам, выбирающим школу, стоит принимать это во внимание). Личность, которую формирует школа, простирается далеко пределы техник боевого применения, о чем я говорил ранее. Это коллективная «душа» школы. И не только воинские традиционные школы имеют такую «душу». Опытный адепт школы икэбаны или тядзин (chajin – практик искусства чайной церемонии) может сидеть беседовать с другим человеком и с уверенностью сказать, из какой тот школы. И это не случайное стечение обстоятельств. Это то, что образует структуру школы.

 

В действительности, присоединение к корю (или любой рю) — это как вхождение в семью. Мне известны современные будо-организации, делающие акцент на схожих целях и со структурой, направленной на создание отношений подобных семейным. Возможно, некоторые из них и приближаются к этому, я не хочу никого поносить. Но я был вовлечен в работу будо-организаций. И я являюсь членом корю. Есть разница. На мой взгляд, разница лежит в разной мотивации по формированию и поддержанию будо-организации или рю. Будо-организация неизменно будет построена по модели демократического (более-менее) правительства, с должностными лицами, комитетами, большим количеством сподвижников, объединенным общими интересами. Рю же строится по конфуцианским законам для семьи. В японском языке слово для увеличенной семьи – иэ (ie 家). Старые школы, во всяком случае, многие из них, были продолжением семьи. Со временем семьи росли и становились итидзоку ро:то: (ichizoku routou一族郎党) — большой семьей с ветвями родственников. Термин для такой большой семьи — до:дзоку (douzoku 同族). До:дзоку могла выполнять сельскохозяйственные или военные функции, но то, что ее объединяло — это общие ритуальные функции. Семья воздавала почести общим предкам, с которыми ее члены могли быть связаны как кровными узами, так и приобретенными по соглашению.

 

Рю — это специальный вид до:дзоку, образованной не совсем по тем же причинам, что другие до:дзоку, но несомненно имеющей те же функции до:дзоку как расширенной группы родственников, связанной общими ритуалами в честь предков. В корю это японское чувство сопричастности усиливается не только и не столько благодаря совместным тренировкам в общем воинском искусстве, сколько благодаря тому чувству сопричастности, которое возникает из опыта общих ритуалов. И это требует усилий: стать частью такой группы — это как стать членом семьи через женитьбу или усыновление.

 

Ранее мы упоминали, что рю — это мощнейший механизм, формирующий личность практикующего. Корю функционирует как до:дзоку, и ее члены связаны общей целью и ритуальным наследием. Если корю — это семья, то давайте распространим аналогию на нашего адепта. Он женился на представительнице семьи Смит (Лоури использует с одной стороны одну из самых распространенных британских фамилий, а с другой стороны ее редкое написание – Smythe), принят в семью и действует как член этой семьи. Он знает, что сестра его жены будет в бешенстве, если блестки на рождественской елке будут висеть пучками, а не распределены равномерным слоем. Он знает, что нужно спрятать алкоголь от отца жены в ночь перед началом сезона оленей охоты, чтобы тот не перепил и не упал с дерева на следующее утро. Он знает, что на семейном торжестве нельзя посадить вместе тетю Бесси и тетю Эдну, т.к. тетя Бесси голосовала за Франклина Делано Рузвельта и тетя Эдна никогда ей этого не простит. И все это – думаю, что вы очень хорошо понимаете, о чем я говорю – означает быть частью семьи.

 

И вот теперь наш славный парень решил присоединиться к другой семье. Он хочет если и не вторую жену, то быть принятым полностью в семью Мермельштейнов, живущих ниже по улице. (примечание переводчика — вот уж не знаю, сознательно ли Лоури выбрал эту фамилию. Все предыдущие имена, взятые для примера в тексте, показывают глубокое понимание материала и тонкий юмор, местами переходящий в иронию). Вы уже видите сложность этого вызова? Сколько может быть семей, частью которых вы можете стать? Быть принятыми, перенять их образ мысли и суметь их достойно представлять?

 

Если бы корю были только набором техник, то возможности к их освоению ограничивались бы только временем, памятью, выносливостью и другими ресурсами. И если бы быть частью семьи означало бы просто запомнить лица и имена, принимать участие в свадьбах, крестинах и похоронах, то вопрос решался бы так же просто – лимитом ресурсов. Но быть частью семьи означает намного больше. А уж стать членом двух…

 

Кто-то может критически заметить, что многие из нас входят во вторую семью и без затруднений принимают странности новых родственников. Это происходит, когда мы женимся. Но стоит напомнить, что женимся мы во взрослом возрасте, будучи уже развитыми людьми со сформированной личностью. Мы не растем в двух разных семьях, как происходит с человеком, осваивающим две разные школы. Сейчас те же самые критики снова не согласятся, отметив, что в наше время семейные связи гораздо сложнее, чем раньше – смешанные семьи, разводы и Бог знает еще какие коллизии. Но даже поверхностный анализ покажет нам, что те же проблемы, которые мы обсуждали выше для практикующих разные школы одновременно, встают и перед детьми в сложных семьях наших дней – сложности с самоидентификацией и личной историей, проблемы с верностью и т.д. и т.п.

 

Разделяя свою энергию между двумя или более школами, адепт корю рискует упустить возможность проникнуть в глубинную сущность школы. Он как будто идет искать счастья во второй и третьей семье, не узнав толком свою первую. Я рискую показаться излишне назидательным и опекающим, но я очень хочу донести эту мысль – глубины открытий себя и мира через механизмы корю не даются тем, кто не посвящает этому себя полностью.

 

Я стоял рядом с Нисиока Цунэо (Nishioka Tsuneo 西岡常夫) в конце недели тренировок по 6 часов в день. Человек за 70, посвятивший более 60 лет практике дзёдо, мэнкё кайдэн и старейший практик школы. У меня была возможность задать ему несколько вопросов. «Я не понимаю, как то, что делает мечник в этой ката, может сработать», — спросил я, указывая на работающую пару. «Это не будет работать», — моментально ответил Нисиока Сэнсей. И добавил: «Для этого нужно немного изменить работу ног». «А тогда почему же ката делается в таком виде?», — недоуменно спросил я. Также быстро он ответил: «Я не знаю. Я все еще изучаю это».

 

Вот это дух корю. Совершенствование длиной в жизнь, постоянная практика и учеба. Внутри реальности одной достаточно узкой дисциплины Нисиока-сан открыл те же глубины, которые Розалин Тюрек нашла в произведениях Баха. Оба они посвятили оставшуюся часть жизни изучению нюансов одного, относительно маленького, поля чудес. И если такие люди пошли путем углубления в одно, то что мы находим в том, чтобы гнаться за количеством в то же время?

 

Ларошфуко однажды сказал: «Печально, что многие женщины одновременно мгновенно воспламеняемы и несгибаемо добродетельны». Практик корю, занимающийся двумя школами, может быть разрываем между совсем разными источниками вдохновения. И в один прекрасный момент такой адепт может обнаружить, если конечно начнет серьезно задумываться, что его энтузиазм и амбиции, влекущие его заниматься разными школами, являются тем, что больше всего вредит и ему, и школам. Подобно тому, как животное, вскормленное и выращенное в неволе, не может вернуться к натуральной природной жизни, так и наш адепт рискует ослабить институты, которые он любит и надеется сохранить и развить. Присоединяясь к другой школе, он затрагивает ее жизнеспособность. Он приносит немыслимые жертвы, практикуя две или более школы, считая, что он вносит свой значимый вклад, а на деле просто более эффективно портит их (Лоури использует даже более жесткий глагол bastardize). Осознание этого болезненно.

 

Многие ученики школ корю неяпонского происхождения имеют как бы двойственную лояльность по отношению к другой рю\семье. Некоторые из них такие активности доводят до маргинализации и мормонства (мормоны – одна из современных ветвей христианства в США, в которой принята полигамия). Запугивать тех, у кого есть возможность добавить еще одну школу корю к своему расписанию это все равно, что читать лекцию о скромности девушкам, работающим в развлекательной индустрии Лас-Вегаса. Кого мы пытаемся одурачить? Если возможность появится, то энтузиаст корю, возможно, попытается ей воспользоваться. А если он так поступает, то он должен быть предупрежден обо всех преимуществах и опасностях на этом пути и быть готовым к ним.

 

Как можно предположить, в наступившем столетии корю столкнутся с большим количеством сложностей, чем за все прежние века своего существования. Вклад неяпонских учеников в школы добавляет им новые измерения, которые прежде не существовали и не принимались во внимание. Один западный индивидуум не может изменить течение древнего потока, которым является школа (流 рю: ryuu это «поток», «течение» и в одном из значений «школа»). Потоки школ глубоки, и реальное изменение русла этих потоков не поддается одиночкам. Хорошее и плохое, случающееся со школами, за пределами его контроля. Он может медитировать на результаты своей практики и на то, как они отразятся на школе. И особенно он может размышлять о том, что тренировка в нескольких школах даст пропорционально больший потенциал.

 

Тренировки в двух корю могут дать три разных результата и, соответственно, западного практика будзюцу начала третьего тысячелетия ожидают три возможные перспективы. Его усилия могут быть сочтены достойными уважения. Они могут быть раскритикованы и подвергнуты порицанию. Или же сумма его усилий будет равняться нулю. Традиционные школы прошли через время и доказали свою жизнеспособность и эффективность. И сегодня очередь западного практикующего выучить трудные уроки школ и доказать, что он достоин их.