ХЭЙХО
"ИСКУССТВО ВОЙНЫ И МИРА"
БАСЁ ГЛУПО ВО ТЬМЕ

Мацуо Басё   (Matsuo Basho 松尾芭蕉)   1681

 

Хайку Басё, написанное летом 1681 года, кажется мне интересным примером для показа того как трансформируются хайку в переводе. Многие френды периодически делятся теми или иными произведениями в этом жанре и недоумевают, когда я ворчу на перевод. Надеюсь, что это небольшое пояснение заинтересует желающих понять и прочувствовать хайку.

 

愚に暗く

茨を掴む

蛍かな

 

ぐにくらく

いばらをつかむ

ほたるかな

 

gu ni kuraku

ibara o tsukamu

hotaru kana

 

Глупо во мраке

Сцепился с терновником,

Увы, светлячок!

 

≪愚に暗く≫ гу ни кураку: «глупо во мраке» (дословно). Это представляет собой своеобразное японское чтение китайского слова ≪暗愚≫ «ангу» — «глупый, не понимающий закономерности». Като Сюсон замечает, что впечатляющий китайский лаконизм ≪愚に暗く≫ и аллегорическое содержание по книге «Чжуан-цзы», показывающее человеческую жизнь, обнаруживают здесь литературные приёмы школы «Данрин»

 

茨 = いばら = ибара — терновник, шип. 掴む = つかむ = цукаму — 1) держать, схватывать, держать в руках; 2) доставать, воспользоваться; 3) привлекать, пленять; 4) понимать. Ибара о цукаму – возможны варианты «схватился за шип» или «был схвачен шипом». Для соблюдения размера в 7 слогов фраза мной развернута с попыткой сохранить имеющийся дуализм.

 

哉 = かな = кана – восклицание увы, ах, как же и т.п., 螢 = ほたる = хотару – светлячок. В третьей строке вообще только слово светлячок и очень типичное для японской поэзии восклицание, которое помогает как выразить эмоции от восхищения до сожаления, так и сохранить размер.

 

Как вы видите получается достаточно краткое повествование, намечающее пространство для интерпретаций. Но большинству переводчиков хочется дать объяснения не в комментариях, а в самом переводе. Вот, например, уважаемая мною Вера Николаевна Маркова:

 

«Что глупей темноты! / Хотел светлячка поймать я — / Напоролся на шип».

 

1 строка: «Что глупей темноты!» — Басё не называет темноту глупой, но пишет «глупость в темноте» или «, глупый, в темноте»

 

2 строка: «Хотел светлячка поймать я» — это так по смыслу, хотя этого прямо не говорится, а только подразумевается. Вторая строка у Басё только два слова: «шип схватывает»

 

3 строка: «Напоролся на шип» — это так, хотя это должно быть во второй строке. Получился хоть и сюрприз, да не тот, какой хотел Басё. Третья строчка у него только одно слово — «светлячок!»

 

Или вот еще варианты как соблюдением размера так и без:

 

дуралей во тьме
напоролся на шипы —
светляка ловил

глупость в темноте
натыкается на шип —
ловля светлячков

вот дурак! — во тьме
хотел поймать светляка —
наткнулся на шип!

в темноте глупец
хотел схватить светляка —
наткнулся на шип

 

И всё бы хорошо, но везде переводчик старается подумать за читателя, а то и додумать желания, действия и пр. Впору писать буддийское рассуждение о намерении и действии:-)

 

Лучше я просто приведу здесь дополнительный материал для ассоциаций к этим строкам. Из замечательного произведения Александра Николаевича Мещерякова «Книга японских символов»:

 

В знаменитом произведении XI в. «Записки у изголовья» его автор, придворная дама Сэй-сёнагон, рассуждает о том, чем любезно каждое время года. Отмечая, что лучшее время суток летом — это ночь, писательница продолжает «Слов нет, она прекрасна в лунную пору, но и безлунный мрак радует глаза, когда друг мимо друга носятся бесчисленные светлячки. Если один-два светлячка тускло мерцают в темноте, все равно это восхитительно».

 

Следует иметь ввиду, что японские светлячки, как это и полагается им во всякой тепловлажной стране, — это совсем не то, что их бледные сородичи средней полосы. Их роение подобно праздничной иллюминации — яркие искры, пронизывающие ночную тьму. Китайское выражение «читать при светлячках и сиянии снега» укоренилось и в Японии. Оно указывает на бедного, но упорного в своих познавательных намерениях студента или ученого. Роение светлячков, их несколько хаотическое перемещение напоминали средневековым японцам о битвах. Кроме того, считалось, что яркое свечение этих насекомых проникает до самого сердца и высвечивает любовное томление. В «Повести о Гэндзи» сцена ухаживания принца Хёбукё за Тамакадзура разворачивается при свете светлячков, которых принц предусмотрительно приготовил для создания романтической атмосферы. И, конечно же, принц слагает стихи:

 

Молчит светлячок

О чувствах своих, но в сердце

Яркий огонь.

И сколько ты не старайся, .

Не сможешь его погасить.

 

Однако девушка отвечает ему весьма холодно:

 

Молчат светлячки,

Но тайный огонь их сжигает.

Знаю — они

Чувствовать могут сильнее

Тех, кто умеет петь...

 

Перевод Т. Л. Соколовой-Делюсиной

 

После таких жестоких слов принцу не остается ничего другого, как удалиться...

 

То есть получается, что молчание — лучше всякого краснобайства. Поэтому во многих стихах верный влюбленный с «серьезными» намерениями уподоблялся светлячку, а ветреник какому-нибудь стрекочущему насекомому, например, кузнечику или же сверчку.

 

Несмотря на сугубо положительную символику светлячка в японской культуре, поэты-хулиганы добрались и до него. Знаменитый поэт Кобаяси Исса (1763-1827), например, не испытывал по отношению к светлячку никакого пиетета:

 

Громко пукнув,

Лошадь подбросила кверху

Светлячка.

 

Перевод Т. Л. Соколовой-Делюсиной

 

И еще немного из статьи Евгения Сергеевича Бакшеева про представление о трех типах души в Японии:

 

Тама - синоним тамасии, в древности - тама-си-хи - "дух / в виде / шара". Это представление существовало уже в VIII в.; считалось, что души покойников могут появляться из могилы в виде голубоватых огней, шаров фосфоресцирующего огня, которые передвигаются в воздухе. Отсюда - термин хитодама (букв. "душа человека") - душа мертвеца.  В антологии "Манъёсю" (VIII в.) (песня N 3889) говорится: "Я буду всегда помнить ту могилу в ночь дождливую, когда один на один встретил твою мертвую душу - голубоватый призрачный огонь". Их также называли "бесовские огоньки" (ониби).

 

Иногда за души мертвецов принимали светлячков, поскольку время их массового появления совпадало с праздником поминовения усопших о-бон (середина августа). В "Исэ-моногатари" ("Повести Исэ", X  в.) светлячки неоднократно упоминаются в связи с похоронами (напр., N 38, 44). Причем высоко взлетающий вверх светлячок ассоциируется с душой усопшей, возносящейся к небесам: "Светляк летающий! Ты доберешься до неба самого..." (пер. Н.И. Конрада). Светлячков также отождествляли и с душами живущих людей. Отлет души из тела живого человека часто изображался в литературе Хэйан (IX-XII вв.). Один их таких примеров можно обнаружить у поэтессы Идзуми-сикибу в антологии "Госю:исю:" ("Последующее дополнительное собрание поэзии", XI в.; св. 20): "Погрузившись в раздумья, я поймала светлячка, прилетевшего из долины - не моя ли то душа, что беспечно отлетела из моего тела".

 

 

Светлячок вблизи

 

 

Традиция любования светлячками "хотаругари" восходит к древним временам

 

 

И правда есть чем полюбоваться